В восьмистах копиях, Валерий Георгиевич Рощин Солнечный ветер
Монтажный метод — характерный прием Шкловского в работе над многими произведениями. Она живет, дышит, колышется, она образует все эти предметы, и даль, и небо, и воздух. А когда я, уже когда мы поженились 7 , на первую свою зарплату при Фальке, купила несколько фаянсовых кружек, он сказал: «Зачем такая роскошь? Все были в шоколаде: производителям приварок к основной кассе, государству — комиссионные на таких вот бизнес-схемах, а не избалованному авантюрным трэшем народу — каникулярное развлечение по сходной цене.
Оз-з-зорники мы были. У него никогда нельзя было понять: он говорит и сам над этим иронизирует или серьезно говорит. Он был тоже человек настроений, очень сложный человек, Куприн.
Я спрашиваю: «Как же хулиганили? Мы своих учителей третировали. Говорили: вот, надо так делать, а не так. Вот нас тогда и выгнать хотели». А выгнали за приверженность французам новым Его, бедного, выгнали из Союза писателей именно за приверженность французам. Я знала Веру Шехтель Жегина я знала, конечно.
Нет, не только за приверженность французам, а и за то, что у него была очень своя ведь философия искусства. И потом, поскольку он был очень дружен с Чекрыгиным 38 , конечно, у него были….
Я его встретил совершенно нищим, и он предложил мне писать портрет. Я говорю: «Дорогой мой, меня, во-первых, незачем писать, а, во-вторых, если бы вы стали писать, я бы не смог вам его оплатить».
Вот это вот как раз совершенно неверное представление, когда художник хочет кого-то писать… Вот так Чудновский 39 отказался от того, чтобы Фальк его писал, потому что ему казалось, что надо будет непременно купить портрет. Вовсе нет! Его просто заинтересовало писать вас. Но он был так худ, так обтрепан….
Что значит?!.. Вы знаете, для художника, вероятно, важнее писать то, что он хочет, чем то, что у него нет, что есть. В е годы Фальк не только как педагог, но и как художник получил уже большое признание. О нем писали, его покупали в музеи, он делал доклады, он участвовал во всевозможных жюри в разных организациях. И эта деятельность, общественная, которую он вел, как всё, что он делал, чрезвычайно добросовестно, тоже, безусловно, утомила его.
Но главная причина отъезда его [во Францию] в том, что он понял, что в искусстве ему или нужно совсем изолировать себя здесь но как же тогда жить , или же поехать туда, где его никто не ждет, никто не знает. Сосредоточиться в своем искусстве, а не растрачивать свои силы, все знания и весь свой талант на ежедневную общественную деятельность.
Я уже сказала, что выставка его получила какое-то признание, довольно даже большое. К его каталогу Вальдемар Жорж а это имя! И даже в работах, сделанных во Франции, Вальдемар Жорж увидел большое своеобразие русского художника.
Он даже сумел связать традиции Фалька с традициями русской старинной, и не только классической, но и древней живописи. Но, надо сказать, что в е годы, с го года й, й и далее разразился страшный художественный кризис.
Об этом Фальк рассказывал в своих лекциях в Самарканде он читал студентам об искусстве Франции и обычаях художников во Франции 41 , поэтому это я пропущу. Надеюсь, это будет напечатано в книге о Фальке на русском языке, которая запланирована выпуском в этом году.
В то же время Фальк сумел там существовать безбедно. Иногда бывало трудно, но, во всяком случае, он имел много времени для своей живописи, и никто не вмешивался: как он пишет и что он пишет. Выставлялся он, кроме выставок персональных, которые он имел в м году и потом перед отъездом в м году, каждый год он выставлялся или в Осеннем салоне, или в Тюильри, или же в салоне Независимых. Один раз даже в салоне Сверхнезависимых.
Участвовал также в выставках обмена Это было, так сказать, порождение кризиса, очень забавное. Денег у людей не было, но картины покупать хотелось. Вот, предположим, какой-нибудь представитель фирмы парфюмерной предлагает художнице-даме: «Я хотел бы купить вашу акварель, но вместо денег я могу вас снабдить на целый год духами».
Фальку один представитель фирмы ортопедических всяких снарядов предлагал ногу искусственную! Фальк говорит: «Зачем мне нога, у меня две ноги». Но Фальк все-таки отверг этот обмен. Но получил как-то возможность вместе с сыном Валериком провести два месяца на курорте у хозяина этого курорта.
Он купил у него один пейзаж, и Фальк там прожил… да, кажется, целое лето прожил. Так что в Париже Фальк писал очень много. Но Раиса Вениаминовна довольно быстро, уже в м году она год там пробыла уехала в Россию, потому что беспокоилась о своих родителях Мне она говорила, и, я думаю, искренне совершенно говорила, она была человек очень честный, что она уехала потому, что Фальк очень тосковал о своем сыне от первой жены, который остался здесь с матерью и болел. Сын был душевно немного болен, и ему нужны были хорошие врачи.
Тогда у нас трудно было с медициной, и Раиса Вениаминовна надеялась отправить Валерика к Фальку. Елизавета Сергеевна, первая жена, ни за что не согласилась бы отпустить Валерика вместе с Раисой Вениаминовной, так что Раиса Вениаминовна пожертвовала собой. Но злые языки говорят, что там еще замешался какой-то роман, который у Фалька начинался. Возможно, это был роман с той художницей 45 , о которой пишет Каверин в своем романе «У зеркала» 46 , где под именем Корна выступает Фальк В том, что этот роман был, я уверена, потому что как-то, приводя в порядок папку акварелей Фалька, я обратила внимание на одну акварель Я спросила: «Роби, скажи, пожалуйста, это не твоя акварель?
Он говорит: «Но красивая работа? Потом он как-то помрачнел и сказал: «Я много сделал для нее, в сущности говоря, я ее учил. Она, правда, с этим не согласилась, она воображала, что всего сама достигла. Для ее выставки 49 я сделал то, что не делал для своих выставок: пригласил Матисса и Пикассо и прессу замечательную. Она стала продавать свои вещи после этой выставки, вышла в люди.
Но оказалась неблагодарной». Больше он ничего не сказал, не назвал эту художницу. И только после того, как я прочла роман Каверина… А Каверин был у меня, когда он задумал этот роман, когда ему принесли эти письма 50 , и расспрашивал меня об этой художнице.
Я ничего не могла сказать. Я забыла вот тот наш разговор.
И только прочтя роман Каверина и прочтя там строки из ее письма о том, что вот «добрый милый Корн созвал чуть ли не весь Париж на мою выставку и так мне много помогал…» 51 , я поняла, что это и есть та самая женщина, которая так нравилась Фальку. Почему Фальк о ней не рассказывал? Фальк мне много рассказывал о своих «любвях», о своих увлечениях. Но Фальк так привык, что его любят, что, наверное, ему ужасно не хотелось вспоминать о том, как он не встретил взаимности.
А тут, очевидно, так и было. Во всяком случае, если встретил, то ненадолго. Так вот, злые языки говорят, что и Раиса Вениаминовна уехала потому, что у Фалька начался роман и она решила отойти в сторону. Думаю, что все три причины были. И Валерика она хотела привезти. И, конечно, женщине легче оторваться от любимого человека, когда он глядит в сторону. И о родителях она беспокоилась.
Она, вообще, была человек чрезвычайно беспокойного сердца. Вы знаете, она очень талантлива была, очень умна, но вся ее энергия уходила на беспокойство о любимых людях. Так что она почти ничего не сделала из своей необыкновенной одаренности, потому что посвятила всю себя не столько служению своим близким и служению, конечно, тоже , сколько бесконечному трепетному беспокойству о них.
Я не помню ее в спокойных состояниях. Она постоянно горела, горела в волнении. Только иногда, когда она сосредоточивалась на картинах, смотрела, она становилась удивительно спокойной.
Она так умела смотреть живопись, как редко кто может: она просто уходила в картину целиком, и тогда на ее лице можно было прочесть абсолютное блаженство, как у святых. Я говорю «а теперь», потому что, хотя мне близко было очень то, что делает Фальк, но понимания я достигла все-таки в течение многих лет работы над Фальком, уже после смерти его.
А Раиса Вениаминовна была его ученицей, она познакомилась с ним как с учителем сначала. Она была даже старше его.
Ведь Раиса Вениаминовна начала с обожания учителя Это очень важно. Отношение к учителю — особое отношение. Я знаю, я сама преклонялась перед своими учителями, которых любила. Не влюблена была, но любила, даже бывала иногда какая-то доля влюбленности в учителя. И это особое чувство. Оно помогает, конечно, горячо также и полюбить человека. А Елизавета Сергеевна была его товарищем по классу. Он был в какой-то мере даже соперником ее, и она его критиковала и не очень, по-моему, вообще любила живопись.
А Кира Константиновна, дочка Станиславского, уже тем, что она дочь Станиславского, такого, знаете, бога на земле… она очень благородная и хорошая женщина, но есть какое-то чувство, что вот она….
И у нее есть преклонение перед кровью. Например, для нее какой-нибудь родственник, по-моему довольно ничтожное существо, гораздо важнее, чем человек не ее крови — для нее это чужой человек.
Когда была выставка Фалька 53 , я приезжала к Кире Константиновне, специально сговорившись с ней, на такси, чтобы отвезти ее посмотреть. Мне казалось: как это так — пропустить выставку Фалька! Тем более, она же была ему близким человеком. Такси стоит». А я варю кашу». Важнее было сварить для обожаемого внука, своей крови, кашу, чем посмотреть выставку Фалька.
А Раиса Вениаминовна все забыла, когда я приехала за ней.
Я тоже за ней приехала, привезла ее, водила ее… Толчея была страшная там, так трудно было смотреть, жарко было. А Раиса Вениаминовна, останавливаясь перед картиной, выключала вокруг себя все, она там была, в этой картине. Я любовалась, как она умела смотреть, и была счастлива, что могу ей это счастье доставить.
Между прочим, может быть даже после смерти Фалька, она как-то оценила выбор Фалька. Потому что казалось, что я так, какой-то случай в жизни Фалька. Значит, Фальк остался один. Конечно, один абсолютно он не бывал.
Всегда у него было какое-то увлечение, какой-то роман. Но он пишет своей матери: «Ну, конечно, я здесь очень одинок. Встречи с другими людьми, чужими — это совсем не то, что иметь друга близкого возле себя» Со Шкловским 56 мы познакомились у Хазина 57 , у художницы Фрадкиной Фальк был очарован совершенно его остроумием и блеском, тем более что Елена Михайловна Фрадкина — способная художница, но удивительно занудный человек, простите.
Она так всегда жаловалась, таким голосом жалобным, а тут сидит человек — крепенький, знаете, с блестящей лысиной, и выдает прямо раз за разом какие-то…. Причем, слушает, как будто в себя вбирает, и говорит наоборот — парадокс такой. Потом Фальк еще где-то его встретил и пришел ко мне совершенно вдохновленный: «Знаешь, я опять встретился со Шкловским. Какой это интересный человек! Ты знаешь, какая у него наследственность? С одной стороны он потомок цадика Шкловского, с другой стороны — Иоанна Кронштадтского» Может быть, Шкловский этому не препятствовал, и Фальк решил, что от Иоанна Кронштадтского.
Я говорю: «Какой странный брак: цадик Шкловский женился на Иоанне Кронштадтском». Он говорит: «Вот ты вечно так! Иоанн Кронштадтский ведь тоже очень талантливый….
Фальк знал об этом и тоже слышал о цадике Шкловском, и Шкловский ему расписал. Вот он к нам придет через два дня. Только, знаешь, надо приготовить для него место». Я говорю: «Как место? Фальк задумчиво говорит: «Может, поговорить с домоуправлением, расширить бы это окно». Я говорю: «Робочка, представляешь себе, это же ломка».
А, кроме того, нам, наверно, не разрешат». Боюсь откладывать, потом его не уловишь». Фальк так разогорчился, что нет пейзажа городского… Мы пробовали и там, если поставить…. Кроме того, к нему никак нельзя приспособиться, это была бы темная голова на светлом небольшом фоне, совсем не то.
Тогда я взяла подставку из-под тахты, на которой мы спали, это просто был пружинный матрац. Сделала из нее полку книжную, разломав некоторые подрамники, и поставила книги так, представив себе, что это как будто какой-то город, наполовину разрушенный.
Фальк пришел. Это было, по-моему, воскресенье. Я не была на службе, я тогда была уже преподавателем в Институте автомеханическом 61 , но Фальк хотел, чтобы начало Шкловского было вместе со мной, потому что я помогать могла чем-то.
Ну, усадили Шкловского, Фальк сказал: «Вот так расстегните ворот рубашки…», такая розоватая была рубашка, коричневый пиджак, эта блестящая голова. Но Шкловский ни одной минуты не сидел смирно, спокойно, все время прыгал. И Фальк сказал: «Возьмите эту книгу и держите ее вот так» — на колени, чтобы руки его занять.
Шкловский все время ронял книгу, но Фальк сказал, что это чужая книга, ее можно испортить, и Шкловский должен был приковаться руками к этой книге, поэтому некоторое время…. Но потом все равно он все время вскакивал, начинал делать гимнастику, делал стойку, выжимался на нашем грязном полу. Потом, оказалось, ему надо бежать куда-то. Тогда Фальк говорит: «При тебе, когда ты что-то болтаешь, он хоть слушает и отвечает.
А я же не могу все время разговаривать и писать». И я попросила других преподавателей заменить меня на службе, на моих уроках, взяла специально неделю отпуска за свой счет, чтобы развлекать Шкловского.
Я болтала, я чуть ли не танцевала перед ним, все время ему предлагала чай или еще что-нибудь, чтобы ему нужно было прорываться сквозь мою болтовню.
Поэтому он сидел довольно напряженно, ждал, пока я перестану болтать, чтобы вставить свой какой-нибудь парадокс или изречение, которое, конечно, приводило в восторг Фалька. Например: «Толстой — самый обыкновенный гений». В то время Шкловский занимался Толстым, причем он, оказывается, занимается им ножницами: режет, режет и переклеивает наоборот 62 , и это дает очень много для понимания Толстого.
Фальк взмолился, как же так!? По-моему, все уже готово». Потом говорит: «Ну, хорошо, даю вам один день. Целый день буду позировать, но вы должны для этого приготовить еду, но не эту вегетарианскую, которой вы кормите Фалька».
А Фальк, надо сказать, был вегетарианец не из убеждения. После операции перитонита, которая у него была еще до революции, он не мог переносить мяса, жирной рыбы, а под конец он вообще даже яиц не мог есть. Да, так вот: «Приготовьте мне хороший кусок мяса, не меньше килограмма, зажарьте его куском, купите бутылку красного вина, хорошего, сухого, я подкреплюсь и буду позировать целый день».
Я купила бутылку хорошего вина, как мне казалось хорошего, — кажется, он одобрил. Купила на рынке большой кусок мяса, но так как я для Фалька готовила все вегетарианское, то не умела делать мясо и в духовке его просто, знаете, превратила в какой-то янтарный кусок. Шкловский стал его грызть и сказал: «Это очень вкусно, но не съедобно». Потом выпил бутылку вина и улегся спать на мою кровать, повернувшись круглой спиной, круглым затылком и круглыми пятками к Фальку. И Фальк грустно делал наброски с этого дормёра Так закончился сеанс живописи.
Вы знаете, многие, кто не любит Шкловского, считают, что очень здорово Фальк его написал. Те же, кто его очень чтят и считают мудрым, говорят, что Фальк не сумел его оценить и не сумел всей глубины мудрости и сложности его натуры выразить. Я считаю его не очень удачным портретом, потому что, вы знаете, для Фалька все-таки важно как-то проникнуть… как говорит Эренбург, другую сторону луны увидеть Но тут он не успел. Шкловский вначале поражает своим фейерверком, потом становится довольно однообразным.
И очень уж много у него было человеческих близких связей. Даже близких женщин было много. Возьмите дни недели, разделите — если по одному разу всех посетить, сколько вечеров выпадает. У той мужа арестовали, выяснилось, что он там погиб.
Ее арестовали, потом она вернулась, реабилитировали, тоже надо ее посетить. Ученица его бывшая, очень интересная художница, Ирма 66 Розенгольц, потом кто-то болеет из его учениц — надо пойти. В последние годы, когда Фальк писал, мир для меня становился на место. И когда во время моих каникул я видела, что он пишет, я старалась так организовать жизнь, чтобы он мог беспрепятственно писать.
А жизнь зимой проходила так, что у нас был проходной двор. После «оттепели» никто не боялся приходить, и приходили все, кому не лень. Картины посмотреть, или художник не получается у него что-то : «Ах, черт возьми, сегодня не идет! У некоторых было написано, как у Куприна, на дверях: «В такие-то часы я работаю. Прошу меня не беспокоить». А Фальк не мог написать такой вещи.
Я его как-то спросила: «Роби, ну почему ты не хочешь, чтобы тебе не мешали работать? Вдруг придет счастье, которого у меня никогда не было». Ну, я, конечно, ревниво спросила: «Может быть, придет и какая-нибудь женщина? Не та, которую я знаю, а какая-то еще новая, необыкновенная, самая последняя и самая нужная». Приносим свою благодарность за помощь в подборе иллюстраций и консультации: Л.
Алексеевой — зав. Муриной, Ю. Фрейдину, А. Парнису, Н. Дубровиной и И. После развода родителей в г. Валерик проживал с матерью по адресу: Москва, ул. Станкевича, д. В — гг. Фальком, который его высоко ценил как художника, в ряде выставок: в Салоне Тюильри , групповой выставке русских художников в галерее Зак , с М. Ларионовым, И. Пуни, М. Шагалом, Х. Сутиным и пр. Погиб на фронте, куда пошел добровольцем, утаив справку об освобождении по состоянию здоровья.
Происходила из старой дворянской семьи. Перед венчанием с ней, в г. Лиза стала музой Фалька х годов и моделью ти живописных портретов, созданных им на протяжении десятилетия — Подробнее о ней см. Мой Фальк. Идельсон, датированного 18 февраля г. Подлинный текст см. Зимой стены промерзали до инея, летом было невероятно жарко.
Но зато был чудесный вид из окна. Зато был простор. Зато были такие углы, стены, что не надо было никакой мебели. Самая убогая мебель: поломанные кресла, тюфяк, поставленный на кирпичи.
Там вольно было. Это казалось такой парижской мансардой. Ах, как хорошо! Конечно, сейчас у меня квартира гораздо удобнее, но тот аромат исчез» цит. Москвы частный архив, Москва. К счастью, Фальк остался на свободе, возможно, тут сыграла свою роль дружба [начавшаяся в г. Лирические комментарии к картинам Р. Машинопись, частный архив, Москва. Мой отец Соломон Михоэлс: Воспоминания о жизни и гибели. Весной г. По некоторым устным свидетельствам, эти совместные с Фальком поездки были продуманным ходом Юмашева — попыткой помочь только что вернувшемуся.
Станиславского и М. Лилиной — Кира Константиновна Алексеева в замуж. Фальк; — — художница, музейный деятель, мать К. Училась в Москве: в школе-студии венгерского художника К. Киша , художественной школе К. Юона, затем в студии И. Машкова и во Вхутемасе-Вхутеине до С Фальком познакомилась в г. Была участницей нескольких выставок,. С го занималась в Оперно-драматической студии Станиславского, с го преподавала там же. Директор с и главный хранитель с Дома-музея К. Станиславского в Москве Леонтьевский пер.
Фалька и К. Алексеевой, любимая внучка К. Горького в Москве — на отделении поэзии, в семинаре у Н. Асеева и И. Преподавала: в Московском институте иностранных языков — , мастерство перевода в Литинституте — , заведовала французской редакцией журнала «Культура и жизнь» — Цирила Фальк — транскрипция ее творческого имени Cyrilla Falk , под которым она стала признанной во Франции переводчицей классической и современной русской поэзии, а также множества русских романсов и песен.
Приезжал в СССР в декабре г. Вскоре после визита в московских театрах были поставлены две его пьесы: «Только правда, или Жорж де Валера» см. Спектакль шел под названием «Лиззи Мак-Кей», режиссер И. Мейерхольда, главный режиссер Московского театра Сатиры с Илья Григорьевич Эренбург — — писатель, журналист, общественный деятель. В своей книге мемуаров «Люди, годы, жизнь», изданной в — гг.
Люди, годы, жизнь. Воспоминания: В 3 т. Сартра в Московском театре Сатиры был поставлен спектакль под названием «Только правда, или Жорж де Валера» режиссер В. Работа над ним Фалька стала его последней театральной работой.
Он «ежедневно бывал в мастерских, лично наблюдал за всем процессом изготовления декораций, входил во все мельчайшие детали» цит. Беседы об искусстве. Живопись Роберта Фалька. Полный каталог произведений.
Алексеев; — — режиссер-реформатор, актер, педагог, теоретик театра, основатель вместе с В. Немировичем-Данченко Московского Художественного театра , тесть Фалька во втором браке см. В г. Станиславского» холст, масло, ГТГ. Подробнее см. Лирические комментарии к выставке Р. Частный архив, Москва. Увлечение Киры Константиновны философией, скорее всего, носило дилетантский характер.
Серафима Вержбицкая; — , мать А. Метростроевская ныне Остоженка , д. Прямоугольное в плане медресе Улугбека, о котором идет речь, имело квадратный внутренний двор, по его периметру были расположены глубокие ниши, ведущие в двухъярусные худжры кельи. Первоначально их насчитывалось пятьдесят. Самарканда и является старинным ремесленным базаром. Виды этой площади Фальк запечатлел еще в — гг. Самарканд» , частное собрание, СПб. Площадь Регистан» , частное собрание, Москва. Позже, в годы эвакуации, он написал там «Пейзаж с минаретами.
Улугбеком — внуком полководца Амира Тимура Тамерлана , правителем государства Тимуридов и великим ученым-астрономом. Преподавал в эвакуированном туда Московском художественном институте.
Исполнил серию линолеумов с видами Самарканда. Выставка графики В. Фаворского в Самаркандском краеведческом музее проходила в г. Отношения Фаворского и Фалька с Самаркандским музеем выразились не только в организованных персональных выставках обоих художников летом г.
Каравай, заведовавшей в музее отделом дарвинизма, оба мастера были приглашены для исполнения фресок-панно. Фрески впоследствии были уничтожены. Подготовительные рисунки Фалька к панно «Куры» — зарисовки кур и петухов из каталога куроводства, два варианта эскиза фрески, выполненные акварелью и карандашом, — хранятся в РГАЛИ: Ф. Личные отношения Фаворского и Фалька были непростыми и неоднозначными. Воспоминания современников. Письма художника. Стенограммы выступлений.
Самаркандские этюды Фалька Фаворский критиковал, но восхищался его поздними пейзажами Подмосковья Фаворский В. Воспоминания о художнике. Находился в эвакуации в Самарканде до зимы г. С г. Самарканд» обе , частное собрание, Москва , «Дерево у рынка» , Музей-заповедник «Петергоф» , «У хауса. Самарканд» , Музей искусства народов Востока, Москва.
Все были в шоколаде: производителям приварок к основной кассе, государству — комиссионные на таких вот бизнес-схемах, а не избалованному авантюрным трэшем народу — каникулярное развлечение по сходной цене. Покончив с антологией внутреннего проката «Родина слоников» в продаже , хроникер советского ретро Денис Горелов взялся за зарубежный. Книжка почти готова, остались довесочки-безешки для полной картины.
Их мы и публикуем. Харальд Райнль. Сын вождя мескалеро-апачей Виннету после испытания тотемным столбом и дырявым каноэ породняется с бродячим геодезистом Верной Рукой. Быть им отныне арбитрами территориальных споров аборигенов с алчными железнодорожными и нефтяными магнатами.
Приговор один — вышка. Не нефтяная. Оседлые нации до крайности падки на миф о благородных кочевниках: горцах, индейцах и цыганах. Для того и весь романтизм придуман: пестрой банде тряпичников-конокрадов приписать особенный поведенческий кодекс, прямую осанку, небывалую красоту лиц и речей, культ вольной воли и равноправной дружбы со всяким зверьем от змей до медведей.
Опоэтизировать их трубки, серьги, таборы, бубны и ножи. Согласуя миф с неприглядным опытом живого общения, поделить дикарей на плохих и хороших. Настоящие, то есть целиком вымышленные горцы-индейцы-цыгане-моджахеды горды, неподкупны, моногамны и всегда держат слово.
Скверные, недостойные гордого имени индейцы-цыгане хитры, жадны, льстивы и нападают вдесятером на одного. Обычно это одни и те же люди — как вольнолюбивые моджахеды, режущие русских гяуров, и подлые дикари, стреляющие в спину славным американским парням. Чем дальше расстояние от оригинала — тем романтичней сказки. Немецкий миф об апачах и их белом брате тем и хорош, что писан с дальней дистанции — про турок им такого не впаришь, как и нам про чечен.
Виннету — их Макар Чудра, Хаджи-Мурат, сын гор, друг степей и атаман кодр.
