Как связаны между собой гуманизм и реформация, Джоэль Герлах. Лютер и гуманизм
Он изгоняет из мира справедливость, дружбу, любовь и кровное родство. Насмехается Эразм над верой в нечистую силу "Заклинание беса, или Привидение" и шарлатанством алхимиков "Алхимик". Напуганное размахом революционного движения, бюргерство отшатнулось от народной Реформации, не поддержало оно и восстание рыцарства.
Польская байка гласит, что один студент-поляк, окончивший Виттенберг в году, за три года там так и не заговорил по-немецки. Виттенберг был первым подлинно гуманистическим университетом в Европе. Все остальные все еще связаны схоластической традицией и церковью. Сюда попали влиятельные немецкие гуманитарии - как великий дядя Меланхтона Иоганн Рейхлин.
Тогда он уже был сильным немецким ученым, преподававшим греческий и иврит в Ингольштадте, а затем в Тюбингене. Он отвечал за назначение Меланхтона в Виттенберг и опубликовал ивритскую грамматику и словарь, ставшие стандартными на целый век, а также перевел значительную часть Ветхого Завета.
При этом он разоблачил недостатки Вульгаты, возмущая перья традиционных богословов и даже пап. Ида Уолз Блейни говорит о нем: «Этот гебраист, тщательно обученный греческому и латыни, подняд голос против мертвого догматизма и создал сознательный национальный гуманизм и революционный метод воспитания" 6. Еще одним влиятельным немецким гуманистом был друг Лютера Ульрих фон Гуттен.
То, чего Рейхлин стремился достичь с помощью ученого Пера, Гуттен добивался полемикой. Он стремился сплотить рыцаря, герцога и торговца, чтобы сразиться с римской иерархией, ее законничеством, эксплуатацией и гнетом. Гуттен был активистом с острым языком, ключим пером и националистическим рвением. Блейни говорит о нем: "Гуттен будет жить до тех пор, пока есть те, кто предпочитает деятельную жизнь созерцательной" 7. Я хочу, чтобы меня называли гражданином мира", - писал он в году.
Его желание исполнилось, ибо он стал поистине князем гуманистов. С до гг. Эразм доминировал в европейском обсуждении религии, классической учености, библейских и святоотеческих исследованиях, образовании, моральных и политических комментариях 8. Он был также потрясающим писателем, чье полное собрание сочинений, выходящее в Торонто, будет содержать 75 томов!
Главной целью его сочинений было дать возможность всем грамотным европейцам лучше узнать классику, священную и светскую. Эразм посвятил большую часть своей научной жизни огромному редакционному труду, призванному сделать эти книги доступными в точных, неискаженных текстах" 9. Греческий Новый Завет Эразма , впервые опубликованный, был его opus magnum.
Эразм был убежден, что настало время отказаться от Вульгаты и основать серьезные библейские исследования на греческом оригинале, особенно из-за ненадежности официально санкционированной версии церкви. Его Новый Завет был новаторским усилием, далеким от совершенства. Тем не менее он служил предвестником современных библейских исследований в целом и текстовой критики в частности.
Все, начиная с Лютера, использовали его, он публиковался в XVI в. Эразм обычно характеризуется как нежный, терпимый человек.
Гольбейн изображает его таким образом в своем знаменитом портрете. Его сторонники по сей день считают его нежную терпимость своей величайшей силой. Лютер по понятным причинам считал это фундаментальной слабостью.
Когда правда была на линии огня, и борьба шла без пощады, Эразм должен был занять промежуточную позицию. Католики обвинили его в том, что он лютеранин, а лютеране - в том, что он остался католиком.
Эразм просто улыбнулся. Это звучит очень на современный лад, но это верно по отношению к Эразму. Ида Блейни из Карлтон-колледжа - не самый симпатизирующий Эразму автор, но она честна и предлагает проницательный вывод о его трудах. Он также не мог испытать свои абсолютные этические требования, равно как и религиозный гений Лютера.
Его широкое обучение представило ему дело так, что все вещи оправданы независимо от их источника, и он стал широко терпимым релятивистом. В его богословии примирения не было горячего стремления найти однозначное решение" Сам Эразм писал откровенно в письме к архиепископу Уорхэму, что он не склонен рисковать своей жизнью ради истины.
Как это контрастирует со словами гимна: "Пусть заберут нашу жизнь, добро, жен и детей, враги ничего не выиграют: Царство останется нашим! Лютер как гуманист? И вот мы подошли к Лютеру. Очевидный вопрос на данный момент: был ли Лютер гуманистом? Диккенс, выдающийся английский историк Реформации, ответил на этот вопрос в Бирбекских лекциях в Кембриджском университете таким образом: «Если гуманист Вопрос поэтому в том, был ли Лютер «христианским гуманистом» или «библейским гуманистом».
Если претендовать на то, что можно вывести такие ярлыки из библейских изысканий, то ясно, что Лютер не хотел делать того же, что и Эразм. Но к этому не стремились ни Рейхлин, ни Лефевр, ни Цвингли, ни Кальвин. И если бы, с другой стороны, Лютер мог поспорить с гуманистами в элегантности стиля - хотя некоторые из них писали так лишь для репутации - это должно было бы совершенно необоснованно принизить почти всех великих гуманистов эпохи.
Ибо "Studia humanitas означала тогда нечто много большее, чем умение блеснуть цицероновской латынью" Так был ли Лютер гуманистом? Без сомнения, он был, но не в строгом смысле слова. Он взял от гуманизма все, что служило делу Евангелия и игнорировал, а иногда даже презирал, то, что было для этого бесполезно.
Как бы то ни было, Диккенс предлагает в ответ на наш вопрос одно наблюдение: "Как только мы освободим свой разум от светских стереотипов гуманизма - в том числе от Гуттена! Подход к Писанию, привычка к пересмотру богословия с новым взглядом на греческий и иврит, триумф книгопечатания, кульминацией которого стала Немецкая Библия Лютера - все это зависело от применения установленных гуманистических методов к библейским текстам Хотя лютеранское движение кажется невообразимым без вечного немецкого националистического гуманизма, сам реформатор без него столь же непредставим, и он не мог обойтись без гуманистических способов обращения к простому человеку" Лютер одобрил лозунг всех гуманистов - "к истокам" ad fontes.
Он отличался от итальянских гуманистов тем, что было для него истоками, а от немецких - целью возвращения к этим истокам. Эразм призвал вернуться к христианскому благочестию, чтобы реформировать церковь. Лютер призвал вернуться к христианскому учению для того же. Оба видели Писание как динамику реформы. Эразм акцентировал внимание на библейской этике, Лютер на библейской экзегезе. Лютер понимал, что глубокая экзегеза затрагивает гораздо большее, чем просто точный перевод греческих или еврейских слов и фраз.
Он видел экзегезу, которая включает в себя сравнительные оценочные суждения, зависящие от знакомства с Писанием в целом. Глубокое знание Лютером Библии сделало его экзегетом, какого Церковь не знала больше тысячелетия. В наших кругах акцент Лютера на изучение библейских языков в качестве необходимых инструментов для экспозиции - это особенность гуманизма Лютера, с которым мы наиболее знакомы.
По этой причине мы решили не утяжелять статью цитатами из Лютера по этому вопросу. Это одна из его любимых тем, и мы обязаны ему именно этим. Второй особенностью гуманизма Лютера было его отношение к образованию, его значению, целям и содержанию. Хотя наставником Германии обычно называют Меланхтона, именно заявления Лютера об образовании сделали для его друга возможным заслужить это почетное звание.
Двумя наиболее откровенными заявлениями Лютера об образовании были речь "К советникам всех городов Германии о том, что надлежит создавать и поддерживать христианские школы" и проповедь "О том, чтобы посылать детей в школы".
Его "Письмо к христианскому дворянству немецкой нации" является главным утверждением социальной этики Лютера, но также заостряет некоторые вопросы, связанные с образованием. Обращение "К советникам" заявляет, что общее, государственное образование необходимо как по духовным, так и по утилитарным соображениям.
Хороший христианин должен также быть полезным гражданином. Лютер требовал учить не только мальчиков, но и девочек - то, с чем Эразм выступал, но так и не добился. Он не только предлагал это, но и кое-что сделал, побудив Эльзу фон Камитц открыть школу для девочек в Виттенберге и дав ей комнату в своем доме В этом же трактате Лютер делает один из самых красноречивых призывов к изучению и толкованию Писания. Его предложения по учебным программам - тщательно гуманистические. Языки и история, пение и музыка должны идти вместе с математикой.
Но он выходит за рамки всех гуманистов своего времени в утверждении, что государственное образование является обязательным для всех. Менее известным по сравнению с этой работой является письмо, которое он написал Эобану Гессу 29 марта года, в котором он призывает обязать молодежь Эрфурта изучать риторику и поэтику, и Лютер излагает свои причины: "Я разделяю Ваше опасение, чтобы мы, немцы, не стали более варварскими, чем когда-либо, из-за упадка знания языков и литературы в нашем богословии.
Я убежден, что без знания литературы богословие вообще не может сохраниться, и везде, где это знание сократилось, а книги лежат напрасно, нет никакого серьезного познания Слова Божия, хотя само по себе изучение языков и литературы его и не даст Конечно, мое желание таково, чтобы у нас изучали столько поэтов и риторов, сколько это возможно, потому что я вижу, что это изучение как ничто другое готовит людей к постижению священной истины и к работе с ней умелой и с удовольствием Поэтому я прошу Вас, если моя просьба может иметь какой-то вес, подстегнуть ваших молодых людей быть прилежными в изучении поэзии и риторики" Третья особенность гуманизма Лютера, тесно связанная с его взглядами на образование - это его позитивный взгляд на культуру.
Я вспомнил об этом, просматривая документальный телефильм "Немецкие американцы: лет на новой земле". Одна его часть посвящена неотесанным анабаптистам Пенсильвании амишам и меннонитам , другая - утонченным немцам в Уотертауне, Милуоках и других местах. Даже не немцам прекрасно видно, кто здесь ориентировался на Виттенберг, а кто на Цвиккау. Культурная программа итальянского гуманизма очевидна везде, где есть шедевры ренессансной литературы и искусства - во Флоренции, в Сикстинской капелле, соборе св.
Петра, в великолепных произведениях Рафаэля, да Винчи и Микеланджело, и этот акцент итальянского гуманизма с его прямо-таки одержимостью достоинством человека в конечном итоге воплотился в причудливых крайностях искусства Контрреформации и барокко. У Лютера, как и у немецких гуманистов, культурный акцент был наиболее очевидным в музыке Реформации.
По словам Лютера, музыка как дар Божий Церкви стоит на втором месте после богословия. Можно быть уверенным, что лютеранство дало миру также творения Дюрера и Кранаха. Но главный культурный вклад все же лежит в области музыки, ибо она может активно привлекать людей к Богу и в церкви, и дома. Лютер был более заинтересован в восхвалении Бога лютней и гимнами, чем в прославлении человека кистью и красками или долотом скульптора.
Кульминацией этого через два века стали величественные органные и хоровые композиции Баха. С другой стороны, говоря о Лютере и культуре, мы бы непростительно промахнулись, если бы не отметили, по крайней мере, мимоходом почти неизмеримое культурное влияние его перевод Библии на немецкий язык и литературу.
Следующая особенность гуманизма Лютера - это его схема социальной этики, схема однозначно оригинальная. В сердце этого взгляда лежит его понимание доктрины о двух царствах. Бог правит обоими этими царствами. Они не разделены у Лютера, как и в Писании - в отличие, скажем, от конституции США, но они всегда должны четко выделяться. Они существуют против друг друга в диалектическом напряжении.
Одним из них является Церковь, общение святых, которым Бог правит Своей правой рукой - Евангелием. Другое - это порядок творения, семья, политические и экономические порядки, которыми Бог правит "слева", посредством закона, в том числе естественного.
Христиане, настаивал Лютер, принадлежат обоим царствам и, таким образом, несут ответственность за активное участие в делах мира, так как они действуют в обоих царствах. Левое царство - лишь временное царство. Оно само прежде всего служит Церкви, поддерживая меру порядка в мире, чтобы Слово Божие не было в узах, но шло свободно и проповедовалось к радости и назиданию святого народа.
Следствия учения Лютера о двух царствах очень широки, и они часто не понимались теми, кто считал его своим наставником. Не следует забывать, что Бог правит обоими царствами. Это обязывает христиан показать положительное отношение к порядку творения, к политике, экономике и семейной жизни. Одним из следствий понимания Лютера является его утверждение, что светская власть исходит от Бога, которое мы находим само собой разумеющимся сегодня.
Но во времена Лютера эта точка зрения была в диаметральной оппозиции к преобладающему понятию, что светская власть начинается с Бога и опосредуется Церковью и папством. Важное следствие учения Лютера в том, что для него светская власть управляет только телом, но никак не совестью. В посвящении к трактату "О христианской свободе" Лютер писал: "Обманут тот, кто делает вид, что он властелин мира" Поскольку светская власть исходит от Бога, светские власти несут ответственность перед Богом.
Лютер считает, что это относится как к учению о священстве верующих, так и к пониманию призвания. Мало того, что все христиане имеют доступ к Богу напрямую, без священнических посредников, но - и мы часто останавливаемся перед этим, когда говорим о доктрине - они сами, как ожидается, функционируют как священники, когда служат ближним.
Именно на этом этапе гуманизм Лютера выходит на первый план. Он рассматривает этот предмет почти бесконечно. Некоторые примеры из его трактата "О христианской свободе" звучат так: "Мы также будем говорить о вещах, которые он делает по отношению к своему ближнему. Человек не живет только для себя в этом бренном теле, чтобы работать на него, но он живет и для всех людей на земле; скорее, он живет только для других, а не для себя. С этой целью он подчиняет свое тело, так что он может более искренне и свободно служить другим".
И в другом месте: "Христос отдал Себя за моего ближнего так же, как и за меня. Я не буду делать ничего в этой жизни, кроме того, что, как я вижу, необходимо, выгодно и спасительно моему ближнему. Более того, христианин не в себе живет, но во Христе и в своем ближнем.
В противном случае он не христианин. Он живет во Христе по вере в своем ближнем через любовь. Верою он возвышается над собой к Богу; любовью снисходит к своему ближнему" Вот гуманизм Лютера. Этот акцент на необходимости христианских священников, чтобы служить ближним, в свою очередь, приводит к пониманию того, что любое достойное занятие может быть христианским призванием.
Домохозяйка-христианка или дворник выполняет служение не менее почетное, чем епископ на амвоне. Лютер любил подчеркнуть, что не существует двух типов христиан - духовенства и мирян.
Его атаки на клерикализм и монашество например, в работе "Против ложно так называемого папства и епископов", имели огромные последствия для немецкого общества. Протестантские территории стали свидетелями конца монашеского тысячелетия и рассвета нового мира. Наблюдения Мы ограничим прикладные замечания четырьмя особенностями гуманизма Лютера, которые мы только что представили. Первой из них был его акцент на важности библейских языков. Он не видел надежды на реформирование Церкви помимо глубокой библейской экзегезы и переводов, которые будут доступны всему народу, и предпосылкой для того и другого было овладение библейскими языками.
Вопросы глубокого истолкования и правильного перевода сохраняют значение в Церкви и сегодня. Догматика, возможно, приобрела титул королевы богословских дисциплин.
Но если она королева, то экзегетический метод - это король. Я убежден, что вся сила нашего Синода со времен раннего евангеликализма - в серьезности его экзегезы, которая всегда использовала возможности оригиналов и наших языков.
Я убежден, что по крайней мере в последние годы стуженты лютеранской семинарии Висконсина находились под надлежащим экзегетическим влиянием. И они имели возможность впитывать эту особенность Лютера вместе с его гуманизмом. Этим мы обязаны Богу и нашим отцам, и на нас лежит долг искренней благодарности. Второй влиятельной особенностью гуманизма Лютера, как мы сказали, был его акцент на христианском образовании.
В год его летнего юбилея мы придаем не меньшее значение необходимости тщательного христианского образования, имея школы и более трети бюджета Синода на их нужды, и это ли не исполнение целей гуманизма Лютера? Но мы поступили бы несправедливо по отношению к памяти реформатора Церкви, если бы мы просто процитировали некоторые из наших сильных сторон и отблагодарили себя за увековечивание традиции гуманизма в нашей Церкви сегодня. Недостаточно просто отметить, сколько миллионов мы тратим на обучение сотрудников и еще больше на приходское образование.
Лютер был больше озабочен качеством образования, чем его количеством. И если я смею сказать, что мы можем отметить качество образования в нашей среде, то это не цель, а лишь средство. Мне кажется, что наша концепция образования и методы, которые мы используем для достижения образовательных целей, многим обязаны схоластике, на которую Лютер смотрел с таким презрением.
Мы должны быть осторожными, чтобы не позволить образованию стать священной коровой, находящейся вне досягаемости конструктивной критики. Мы не должны допустить, чтобы акцент Лютера на познание истины вытеснил другую задачу гуманизма - действовать согласно этой истине. Если мы наполняем наши церкви по воскресеньям пассивными членами, многие из которых, кажется, вполне довольны своей пассивностью, один из важнейших элементов христианского образования, как рассматривал его Лютер, просто не получает внимания, которого он заслуживает.
Если Эразм подчеркивал практическое благочестие за счет ортодоксального учения, это не значит, что мы должны сделать с точностью до наоборот. Но мы можем невольно сделать это, если и когда с амвона и классе мы создаем впечатление, что знание является самоцелью, а не просто средством для достижения цели. Наша цель относится к чувству и воле в большей мере, чем к познанию. Как третью особенность гуманизма Лютера мы отметили его позитивный взгляд на культуру.
Его знание библейской антропологии не позволяло ему поднять достоинство человека на тот высокий пьедестал, на который его возвели итальянские гуманисты. Но это не позволило ему также развенчать человека как венец творения в суровой анабаптистской моде. И это то, что нам нужно иметь в виду как проповедникам и учителям. Многие студенческие проповеди, которые я читал и слышал в течение десяти лет, были эффективными в отношении воздействия на ветхого Адама и его обличения.
В них часто говорилось о "гнилых, подлых, никчемных, несчастных грешниках". Но в целом эти проповеди были гораздо менее эффективны в описании нового человека во Христе - благородного существа, созданного по Богу.
У нас есть что сказать о достоинстве человека во Христе, но по каким-то причинам мы предпочитаем сводить это к минимуму.
Последствия очевидны: культурно мы мельчаем. Наши соседи чаще видят нас за пивом с кренделями, чем в мире культуры. Меня поражает, что немцы подвержены этому больше скандинавов. Конечно, мы не уподобляемся амишам, которые ходят в одежде XVIII века и ездят на лошадях, но в других отношениях показухи у нас никак не меньше. Другим следствием менее позитивного, чем у Лютера, взгляда на культуру является отсутствие признательности нашему музыкальному наследию, столь значимому для лютеранской Церкви.
История христианской музыки заслужила бы более высокую оценку наших семинарий, будь они более пронизаны духом гуманизма Лютера, чем это есть сейчас.
Возможно, приходы имели бы меньше трудностей в подборе членов хора, а пасторы могли бы быть готовы приложить необходимое усилие в обеспечении осмысленных и поучительных изменений в формате воскресного поклонения. Ибо для увековечения нашего богатейшего наследия нужно нечто большее, чем просто капля интереса к нему. Еще одно замечание будет касаться социальной этики, которая вытекает из Лютеровой доктрины двух царств. Как правило, мы сильны в теоретическом изучении этой доктрины, но слабы в нашем понимании ее последствий.
Обычно мы подчеркиваем действие "правой руки" Божией, почти исключая "левую", или же подтверждаем, что последняя действует через государство, а потом забываем, что мы являемся частью государства, с призывом от Бога осуществлять ответственное гражданство.
Разве мы сочтем, что священнослужитель Реформации злоупотребляет своим пером, если откроем такие работы, как "К христианскому дворянству немецкой нации" или "Истинное целомудрие брака"?
Конечно, нет, ибо мы знаем, кто их автор. Но если кто-то напишет в подобном стиле работы по современным социальным вопросам и начнет публиковать их в журнале лютеран Северо-Запада, то какие ответы появятся в колонке редактора?
Продолжение дискуссия по поводу уместности соборного решения об абортах является одним из примеров явной неясности нашего положения. Заявления некоторых пастырей и мирян против консультирования по беременности были сделаны на том основании, что такие центры находятся в противоречии с ортодоксальной практикой. Некоторые братья в нашем общении, кажется, чураются любых высказываний по социальным вопросам, которые появляются в официальных синодальных изданиях.
Видимо, они считают, что такие заявления выходят за рамки поручения проповедовать Евангелие, данного Господом Своей Церкви. Но оставит ли Лютер их в том же недоумении, когда он говорит, что правительство не вправе попустительствовать греху, а Церковь не вправе молчать 19? Или когда он пишет объемистую речь о властях, которые потворствуют греху? Последнее замечание должно быть сделано в отношении фундаменталистов, которые склонны рассматривать любой гуманизм как светский и атеистический.
Иногда они проявляют параноидальные тенденции в вопросе о гуманизме. Один из примеров демонстрирует Рэй Э. Мартин, когда в статье, опубликованной в The Christian School Builder, предостерегает от гуманистического влияния в школьных энциклопедиях. Они представляют философию современных гуманистов и иллюстрируют ее современной живописью и скульптурой.
Нам стоит подумать, что материалы, которые мы даем нашим детям, будоражат страсти.
Они соединяют кощунственные ярлыки статей с неуместными фотографиями" Мы предпочитаем социальную этику, которая вытекает из гуманизма Лютера, и ради этого стоит перечитать английский 4-томник его избранных работ. Постскриптум 20 сентября года на первой полосе в The New York Times заголовок заявил: "Лютеране и католики США договорились по вопросу о спасении". Речь шла о договоренности между лютеранскими и католическими богословами о смысое оправдания.
В статье не говорилось в открытую, но явно подразумевалось, что Лютер сам виноват в конфликте, который наконец удалось разрешить. Получается, что "и католики, и лютеране могут согласиться, что оправдание и спасение опираются на Иисуса Христа и на Евангелие как благую весть о милости, явленной во Христе, и все мы не полагаемся в конечном счете ни на что, кроме обетования во Христе и Его спасительного дела" Это явно и очевидно сомнительное утверждение.
Мы благодарим Бога за ту часть истины, которая в нем есть, как истина может быть и в любом другом источнике. Но оно не рассказывает всей истории. Преамбула к новому документу завершается наблюдением: "Согласие в христологическом утверждении не обязательно предполагает полное согласие между католиками и лютеранами по оправданию верой, но поднимает вопрос, являются ли остальные различия по этому учению основанием для разделения.
Наше намерение в этом заявлении - помочь нашим Церквам увидеть, как и почему они могут и должны все больше и больше провозглашать единое Евангелие о спасительной милости Христа" Это и другие заявления по диалогу снова ставит в центр внимания вопрос о гуманизме. В XVI веке Эразм настаивал на том, что мелкие различия не могут иметь большого значения. Положительные доктринальные заявления Лютера раздражали Эразма. В "Рабстве воли" Лютер настаивал на том, что если убрать эти утверждения, истина теряется.
Теперь, после стольких лет, выясняется, что якобы это не так. Внимательные читатели нового соглашения могут рассудить по-разному. Но утверждение о том, что остающиеся разногласия не должны быть поводом к разделению, предполагает, что философский гуманизм Эразма превалирует над библейским гуманизмом Лютера. Принципиальное различие между ними сосредоточено в их отношении к авторитету Слова. Лютеранско-католический диалог в Америке по сути отбросил убеждение Лютера в отношении авторитета Слова в пользу эразмизма.
Так где же мы сегодня? В Дрездене, на берегу Эльбы, лежит куча обломков, остатки лютеранской церкви, которая стала жертвой бомбардировки города в конце Второй мировой войны Восстановлена в г.
На зеленой глади газона перед этими руинами стоит бронзовая статуя Мартина Лютера с открытой Библией в руках. На пьедестале этой статуи выбиты слова Христа: "Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" Мтф. Лютер мог бы сказать сегодня: "Помните Дрезден! Жирмунского было решено "уточнить" его название.
Если в первом и втором изданиях подзаголовок гласил: "Раннее средневековье и Возрождение", то в третьем и в последующих он звучит так: "Средние века и Возрождение". Уточнение обязывающее: раннее Средневековье превратилось просто в Средневековье, не только с его началами, но и со всеми его концами, а Возрождение - в культуру, следующую за Средними веками, а отнюдь не существующую в рамках средневековой цивилизации.
Напомним, однако, что мощные рефлексы средневековой культуры продолжают действовать в Европе и по настоящее время. Под ред. Сказкина, т. Поршнев Б. Горфункель А. Гуманизм и натурфилософия итальянского Возрождения. Люблинская А. Государство эпохи Возрождения в Западной Европе.
Так, известно влияние, которое гуманизм оказал на формирование католического иезуитизма. Рутенбург В. Возрождение и религия. Подробнее см. Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе. Опыт нового прочтения материала. Не существовало и не существует в литературе явлений "рафинированно чистых" Немыслимо полное тождество литератур того или иного периода с какой-либо одной, пусть даже первостепенно важной, ее миросозерцательно-художественной тенденцией" Хализев В.
Повторяющееся и неповторимое в литературном процессе к современным дискуссиям. О магии как о конструктивном принципе народного средневекового миросозерцания см.
Проблемы средневековой народной культуры. Стихия и логика мира. Тип культуры как историческая целостность. Специально применительно к литературе аналогичную идею, хотя и в иных, нежели у нас, терминах, сформулировал Р. Хлодовский: "Видимо, стоило бы четко разграничить два совершенно разных по содержанию понятия: "Возрождение" "Ренессанс" и "ренессанс", т. Отделение ренессанса от Ренессанса значительно расширило бы содержание литературы Возрождения, включив в него творчество писателей не только внеренессансных Саккетти, Фоленго, Буркьело - в Италии, Ганс Сакс - в Германии , но и явно антиренессансных Савонарола О ренессансе, маньеризме и конце эпохи Возрождения в литературах Западной Европы.
О новых проблемах изучения средневековой культуры. Сказкин С. Из истории социально-политической и духовной жизни Западной Европы в Средние века. Аверинцев С. Риторика и истоки европейской литературной традиции, М. Такое отождествление нередко встречается в нашей литературе, особенно в популярной и массовой. По мнению гуманистов, место диалектики как средства логического доказательства должна была занять риторика как средство убеждения и моральной пропаганды.
Связь гуманистической концепции с раннехристианскими идеалами и литературой широко освещена в новейшей отечественной историографии. Эразм Роттердамский и реформационное движение в Германии. Томас Мор. Гуманизм эпохи Возрождения и христианская мысль древности. Итальянская интеллигенция в эпоху Ренессанса. Подобные формулировки можно встретить даже у такого знатока средневековой культуры, как А. Гуревич: "Человек средневековья Внутренняя жизнь индивида не образовывала самостоятельной цельности" Гуревич А.
Категории средневековой культуры, изд.
По мнению А. Горфункеля, это "качественный разрыв", не менее существенный, нежели тот, который отделяет Возрождение от XVII века см.
